Тяжкой была осень лета Господня 1388 от Рождества Христова. В дни басурманские жила болгарская земля. С мечом и кровопролитиями нападали неверные, и не было дерзновенной сил, способной их остановить. Падали одна за другой сильные твердыни, славные болярские роды, склоняли свои головы перед мусульманами, бежали или гибли от меча вражеского.

Отвел Господь десницу свою от земель Асеневцев и Шишмановцев. Посему как издавна было сказано: придет день погибели и страдания. Но увлеченные распрями, кто у кого большой кусок отберет, балканские правители презрели горную напасть. Сосед шел войной против соседа. Едва наступал миг затишья и мира, как поднимали христиан друг на друга новые интриги. И не уяснил себе всякий желающий иметь союзником измаильтян, что сам пустил волка в свою овчарню.

Не обошла и земли Добротицы кровавая волна. Но не было уже твердой руки старого правителя, властвовавшего на землях от Килии до Месемврии. Заперся в стенах Варны Иванко, наверно, в ожидании, что гром разразит басурман. Случилось так, что в старом стольном городе княжества жизнь снова пошла своим чередом. Прибывали отовсюду и запруживали пути караваны людей и скота. Только добрых вестей не поступало ниоткуда. Что оставалось людям? Ждать своего часа и умереть, но не сдаваться на милость палачей.

Битва при Варне, 1879 год. Полотно польского живописца Яна Матейко.

Сорок дней и ночей отбивали яростные атаки орды Якши-бея защитники твердыни — столицы и престольного града Калиакры. День и ночь из стана басурманского неслось звяканье ударных тарелок, зудение зурны и неистовый барабанный рокот.

Кончились стрелы… Сломались копья… Опустели амбары… Пересохли колодцы…

Не сломилась только воля осажденных умереть, но не сдаваться на милость завоевателей. Крепило их и нечто иное. В эти страшные дни и ночи рядом с мужьями на крепостных стенах сражались их матери, дочери и любимые. И везде успевала она — Калиакрия, дочь кастрофилакса. Что заставило старого верного воина Добротицы 18 лет тому назад окрестить свою единственную дочь именем столицы — никто не знал. Мать её ушла из мира сего совсем молодой, а старый Добромир, углубившийся в свои заботы, учил девушку искусству бранному больше, чем домоводству. Вот и так и выросла девица среди забот отца и его свиты. И словно муж ездила верхом во время охоты, вертела мечом и натягивала тетиву лука. Только глаза выдавали её женскую красоту, унаследованную от матери. Да ещё озорная улыбка, которая словно золотая монета, сверкала на её устах и заставляла учащенно биться сердца мужей…

Но в эти тяжкие дни улыбка исчезла с лица девушки. Нахмурив, точно как отец, брови и сжав упорно губы, Калиакрия появлялась везде на стенах цитадели. И воду принесет, и раны перевяжет упавшего воина, и глаза мертвому закроет. А иногда и сама метала копья и пускала стрелу за стрелой в нападающих. Казалось, злой дух вселился в хрупкое тело девушки. Её фигура, словно демон, металась за утесами и вселяла ужас в неверных. Но все было напрасно. День за днем таяли ряды осажденных, силы их были на исходе. Выход с моря был перекрыт предателями-генуэзцами. Они теперь помогали, изменив договору с Иванко. И только несколько галер, ничтожная часть некогда могучей флотилии Добрутицы, с трудом удерживали подступы к гавани, скорее не благодаря своей мощи, а лишь потому, что только их капитаны знали, как обойти опасные мели. Но обруч суживался все больше и больше.

Памятник воинам крепости Калиакра

Приближалось самое страшное, Защитники крепости знали, что мужчин ожидает верная смерть, а женщин и детей отведут в рабство.

Долго размышляла над своей судьбой Калиакрия. Её сердце давно сделало свой выбор — это был один из капитанов галер. Молодой и веселый, он навсегда пленил сердце девушки. Но сейчас его уже не было в живых. При очередной встрече с генуэзцами его галера пошла на таран и, сцепившись в смертельной схватке, оба судна утонули в морской пучине. Немногие уцелевшие не могли поведать, что случилось с их капитаном. Сердце Калиакрии после этого как будто совсем окаменело. Усталость и пережитая мука погасили блеск её глаз. Лицо её поблекло и вытянулось, словно лик Богоматери на иконах. Её мысль часто взлетала над крепостными стенами, встрепенувшись, словно птица, над пристанью, и уносилась далеко — туда, где в морской пучине навсегда исчез любимый.

И теперь, когда подходил конец, она знала, что совершит. Уж лучше смерть, чем жизнь в гареме. И потому в мгновенья, когда стихали яростные атаки, она собрала своих лучших подруг и успела убедить их сделать страшный выбор. И только бледная луна была свидетелем их клятвы.

Когда однажды утром орды снова поднялись на штурм, уже некому было их остановить. Один за другим падали под ударами немногие защитники. Ещё одна болгарская твердыня переходила в руки османцев. Но победители не видели, кому мстить за длительное и упорное сопротивление. Оставалось лишь все подвергнуть разграблению и пожарам.

Памятник 40 девицам Калиакры

А там на самом мысе, где столпились девушки их ждала награда за усилия и жертвы — молодые женские тел — самое большое наслаждение захватчиков.

С распущенными длинными волосами, в одеждах, забрызганных кровью, с высохшими на щеках слезами девушки стояли в шаге от зияющей бездны. Обласканные легким морским ветром, они всматривались в пурпурные отблески восхода и манящую синеву простора, чистую и светлую, как их молодость.

Прижавшись друг к другу, красивые и властные, они вглядывались вдаль. И когда толпы захватчиков приблизились, какая-то невидимая сила вернула их к действительности. В одно мгновение они подняли головы, в глазах их вспыхнула воля и решительность, и, собрав последние силы, сорок девушек, словно стая вольных птиц, полетели в черную бездну.
Османцы не верили своим глазам. И задавали себе вопрос: верен ли путь, по которому ведет их Аллах, даруя им победу над этим непоколебимым племенем.

Крепость Калиакры с высоты птичьего полета

Которого можно сломить телом, но никогда духом!